К истории курения у геев
РОБИН Л. ШИФФМАН
В том, как держалась Розальба, было нечто хулиганское, этот длинный мундштук чем-то напоминал рапиру.
Комптон Макензи, 1928
В середине книги второй своей «Исповеди» Жан-Жак Руссо вспоминает некоего мавра, который пытался его соблазнить. С присущей ему честностью и наивностью он пишет:
«Однажды вечером он захотел лечь спать со мной; я воспротивился, говоря, что моя кровать слишком узка. Он стал уговаривать меня, чтобы я лег на его постель; я опять отказался, потому что этот несчастный был так нечистоплотен и от него так несло жевательным табаком, что меня тошнило».
Этот случай произошел в конце 1720-х годов, после того как Руссо в 15 лет уехал из Женевы.
Вспоминая тот вечер, он настаивает, что совершенно не понимал, чего хочет молодой человек и почему так себя ведет. Когда Руссо рассказал о случившемся другим людям, его предупредили о существовании Chevaliers de la manchette (Рыцарей манжеты) — так в начале XVIII века называли гомосексуалистов. Кроме того, ему настоятельно посоветовали хранить молчание.
Случившееся оказало на молодого Руссо удивительное и глубокое воздействие. С той поры он дал себе обет быть добрее и великодушнее с женщинами, поскольку мог теперь представить себе, какой ужас они испытывают в подобных ситуациях. Но самое удивительное в этом отрывке, не считая, конечно, абсолютную искренность Руссо и отсутствие иронии, — то, что его, кажется, больше всего расстраивало, что молодой человек пахнет табаком, именно это, наряду с грязью, внушило ему отвращение. В целом можно заметить, что в сознании Руссо запах табака очень тесно связан с таким, на первый взгляд, странным сексуальным поведением.
В начале XX века, более века спустя после посмертной публикации «Исповеди» Руссо в 1780-х годах, связь между курением и гомосексуальностью только усилилась. Кристофер Итпервуд в автобиографии, описывая свою молодость в Берлине и в других местах, вспоминает, как сидел однажды в кафе и работал над рассказом, который позже вышел под названием «Мемориал» (1930).
Писатель, попеременно говоря о себе то в третьем, то в первом лице, описывает действие запаха табака как афродизиака, напомнившего ему первую любовь — чешского юношу по имени Буби:
«С рукописью перед ним, с высоким стаканом пива справа, с зажженной сигаретой в пепельнице слева, он [Кристофер] потягивал пиво и писал, курил и писал. Пиво, конечно, было немецкое: «Шультхайс- Патценхофер». Сигарета была из турецкого табака, который был особенно популярен в Берлине — Salem Aleikum. Это Буби познакомил его и с тем и с другим, поэтому вкус первого и запах второго приобрели магический смысл».
Вспомнить Буби — значит вспомнить курение и алкоголь. Курение и питье ассоциируются с оральным сексом. Тот факт, что курение и питье выступают заменой секса, становится еще очевидней, когда мы читаем, что Буби рассказал Ишервуду все, что знал о сексе. В отличие от Руссо, у Ишервуда это вызывает не отвращение, а все возрастающее желание, которое делает воспоминания одновременно приятными и горькими.
В период между Руссо и Ишервудом курение связывали с творческими способностями, в особенности с поэтическими, а также с гетеросексуальностью. Росс Чэмберс ввел термин la poete fumeur («поэт-курильщик») для обозначения известных (а также не очень известных) французских (Шарля Бодлера, Стефана Малларме, Жюля Лафорга) и английских (Чарльза Лэма, Вильяма Купера, Чарльза Кэлверли) поэтов, которые в конце XVIII — XIX веке познакомили своих читателей с темой курения, сигарет, сигар и трубок.
Однако после суда над Оскаром Уайльдом в 1895 году и после выхода в 1928 году знаменитой лесбийской новеллы «Колодец одиночества» Рэдклифф Холл, которая была запрещена и также привела к суду над автором, культура геев и культура курения вновь оказались связаны.
Курение само по себе или присутствие сигары или сигареты давали предпосылки интерпретировать поведение людей как «инверсию», если пользоваться термином Рэдклифф Холл, или как «содомию» и «сапфизм», если прибегать к терминологии Вирджинии Вулф, различавшей таким образом поведение мужчин и женщин. Тем самым в определенных текстах начала XX века сигареты вполне можно воспринимать как один из знаков и символов, позволявших геям и лесбиянкам опознавать друг друга.
Конечно, можно найти немало персонажей-геев, которые просто курят, и этот факт не более интересен, чем курение любых других персонажей. Однако целью нашего исследования является показать, каковы место и роль курения в культуре геев и как они меняются со временем. Сигарета может служить определенным визуальным и текстовым маркером для того, чтобы сделать контекст «гомосексуальным».
Такой сдвиг смысла вошел в обращение именно в то время, когда зародилось современное восприятие гомосексуалистов, когда медицинское сообщество, например Зигмунд Фрейд и Магнус Хиршфельд, а также писатели, например Уайльд и Холл, вновь привлекли внимание к гомо-сексуальной идентичности и к гомосексуалистам. Неудивительно, что в то же самое время жаргонное словечко «fag» стало обозначать как сигарету, так и мужчину-гомосексуалиста.
Сигарета стала частью сложного комплекса модных аксессуаров, благодаря которым кристаллизовались узнаваемые гомосексуальная культура и стиль, служившие опознавательной системой. Джордж Чонси в своем фундаментальном исследовании истоков современной городской культуры геев «Голубой Нью-Йорк» отмечает некоторые из таких отличительных признаков:
«Некоторые предметы одежды — например, зеленый костюм — были настолько явными знаками, что немногие решались их носить».
Этот зеленый костюм, упоминаемый Чонси, трансформировался в зеленую гвоздику на лацкане вечернего пиджака в тонко замаскированном «романе с ключом» Роберта Хиченза об Оскаре Уайльде и лорде Альфреде Дугласе, который так и назывался — «Зеленая гвоздика». Гвоздики носят лорд Реджинальд и Эсме Амаринт, за которыми скрываются соответственно Дуглас и Уайльд.
Помимо гвоздики, которая вызывает удивление и недоуменные коммента-рии у других персонажей романа, есть и еще один аксессуар — сигарета с золотым ободком. В предисловии к роману Хиченз вспоминает свою первую встречу с Дугласом и Уайльдом: «Я увидел… мистера Уайльда… с сигаретой с золотым ободком в улыбающихся губах». Эсме Амаринт тоже курит такие сигареты. Другими словами, сигарета и гвоздика придают тексту гомосексуальный смысл.
Чонси продолжает перечислять опознавательные знаки: «Определенные предметы одежды… носили чаще. Может быть, самым известным из них в начале века был красный галстук». Чонси упоминает красный галстук и сигарету рядом, считая их средством связи в сексуальном обмене, и упоминает картину Пола Кадмуса «Флот вернулся!» (1934). На ней мужчина в штатской одежде предлагает сигарету моряку. Выражения лиц обоих мужчин подсказывают, что моряк точно знает, что ему предлагают, — он уже заметил подведенные брови мужчины, румяна и красный галстук. Сигарета — это повод для установления связи, она позволяет двум мужчинам вступить в контакт, и один из них легко интерпретирует символы, которые подает другой своей внешностью.
Наверное, один из самых лучших примеров «гомосексуального» текста, где оба героя курят и носят красные галстуки, — это знаменитый рассказ Томаса Манна «Смерть в Венеции» 1912 года. Он повествует о пожилом немецком писателе Густаве фон Ашенбахе, который едет в Венецию и встречает там польского мальчика Тадзио, о котором начинает неотвязно думать и в которого влюбляется. Надо сказать, что гомосексуальные мотивы в этом произведении уже давно признаны: в июне 1999 года «Смерть в Венеции» возглавила список ста величайших новелл о гомосексуалистах за всю историю по версии ассоциации Publishing Triangle.
В этой новелле есть два героя, соответствующих и в одежде, и в поведении, и в том, что они курят, гомосексуальной модели, описанной Чонси в начале 1900-х годов: это пассажир корабля и сам Ашенбах. Если мы проанализируем, как различные коды используются в данном произведении, это позволит понять, каким образом новелла служит образцом для анализа связи курения и культуры гомосексуалистов в начале XX века.
Отплывая в Венецию, Ашенбах замечает «одного из них, в… чересчур модном костюме, с красным галстуком». Шокированный этим стариком, у которого лицо накрашено, а на голове парик, Ашенбах обращает внимание на руки: старик веселится, «зажав сигарету в трясущихся пальцах». Его необъяснимая тяга к этому человеку (его имя так и не будет названо) зиждется на осознании общих желаний.
С другой стороны, об Ашенбахе говорится, что он курил лишь однажды. Однако его фамилия, созвучная слову «ash» (пепел), выводит ассоциацию с курением на первый план с самого начала рассказа, когда в первых словах новеллы объявляется титул и называется имя героя: «Густав Ашенбах, или фон Ашенбах, как он официально именовался со дня своего пятидесятилетия». Ему не нужно курить, потому что он и так пепел. По мере того как Ашенбах все больше осознает свою любовь к Тадзио и это чувство усиливается, он решает пойти к парикмахеру, чтобы немного измениться. Там ему красят волосы, подводят брови и глаза, румянят щеки и красят губы.
Ашенбах превращается в персонажа с картины Кадмуса, становится похож на некоторых гомосексуалистов из Блумсбери, которых Вирджиния Вулф в письме к Жаку Ранера в 1925 году определяла как тех, кто «красит и пудрит» свои лица”. И когда Ашенбах вышел от парикмахера, «галстук на нем был красный».
В «Смерти в Венеции» есть и третий персонаж в красном галстуке, правда, он не курит — это Тадзио. Именно его одежда позволяет Ашенбаху мгновенно его узнавать среди других: «Отыскал он его с первого же взгляда: красный бант издали бросался в глаза». Так, из этого треугольника персонажей- гомосексуалистов рождается современная гомосексуальная литература, для которой, как кажется, тема курения становится очень важной.
Женские образы громко заявили о себе в литературе, где соединялись темы гомосексуальности и курения, в 1928 году, когда были опубликованы два романа: знаменитый «Колодец одиночества» Рэдклифф Холл и «Необыкновенные женщины» Комптона Маккензи.
К 1928 году, когда также и Вирджиния Вулф выпустила в свет «Орландо» и отправилась отдыхать с Витой Сэквилл-Уэст, где, как считается, они впервые вступили в сексуальную связь, отличительные признаки гомосексуализма уже приобрели более личное и более локальное измерение. Внимание с деталей одежды (по крайней мере в том, что касалось женщин) переключается на тело.
Гомосексуальность проявляется теперь в самом теле, а не в наряде. Стивен Гордон, лесбиянка из романа Холл, решает навестить Валери Сеймур, прототипом для которой послужила Натали Клиффорд Барни. Во время первой встречи со Стивен Валери говорит: «Я так рада наконец встретиться с вами, мисс Гордон, входите же и садитесь. И курите, пожалуйста, если хотите» [добавляет она] быстро, бросив взгляд на пальцы Стивен, которые о многом говорили». Здесь именно пальцы Стивен — пальцы курильщицы — позволяют Валери понять ее тело и интерпретировать его как тело гомосексуалистки.
А в тексте Маккензи Аврора (Рори) Фримэнтл, лесбиянка, курящая сигары, использует дым своей сигары как холст, на котором она рисует воображаемую картину своей жизни с любимой женщиной, Росальбой Донсанте: «Она [Рори] в дыму своих сигар рисовала картины той жизни, которой она могла бы жить с Росальбой, дом, в котором они жили бы, сад, который они спроектировали бы, вид из окна Росальбы и форму одежды горничных». Курение делает возможным, можно даже сказать, создает фантастический мир, где две женщины могут быть вместе.
Интерпретируя таким образом курение и некоторые модные аксессуары начала XX века, мы осознаем, что в любом сюжете, связанном с курением, присутствует тема гомосексуализма. Неудивительно, впрочем, что ситуация изменилась, когда стали появляться на свет феминистические и гомосексуальные теории и культурные практики.
Культура, которая больше не должна, в конце XX века, опираться на практику декодирования и символизации, теперь играет с этими связями вполне осознанно. Когда канадская лесбиянка, вегетарианка, активистка борьбы за права животных и кантри-музыкант Кэтрин Дон Ланг, известная больше под своим сценическим псевдонимом к.д. ланг, выпустила свой седьмой альбом под озорным названием Drag, это значило, что связь гомосексуализма с курением обрела новую реальность, укоренилась и что музыкант воспринимает себя как посредника, который может заявить о ней во весь голос.
Хотя альбом Drag не побил рекорды продаж и не стал бестселлером, тем не менее он продолжил и довел до конца смысловую линию предыдущего тематического альбома All You Can Eat («Все, что можно есть»). Обложка Drag обыгрывает оба смысла слова: на Ланг надет мужской костюм (с красным галстуком!) и она собирается закурить. Ланг, известная своими взглядами, манерой одеваться и часто сочиняющая кавер-версии старых песен, и здесь не разочаровала своих фанатов: Drag представляет собой собрание нескольких хитов, например песни Пегги Ли 1948 года «Не курите в постели».
Иными словами, этот альбом — своего рода палимпсест, созданный на месте прежних стилей и жанров, которые напоминают нам о более ранних периодах — как в музыке, так и в гендерной истории. Нужно сказать, что Ланг не занимается пропагандой курения: основной (и довольно банальный) смысл альбома в том, что курение так же опасно и вызывает такое же привыкание, как любовь. Помимо очевидного каламбура, в названии заложены другие смыслы: Ланг — женщина, надевающая мужскую одежду, и кантри-поп певица, поющая чужие песни.
Но что это за богатый лексический материал, к которому прибегает Ланг для своих игр? Слова типа drag или fag, как можно узнать из любого словаря американского сленга, имеют значения, связанные как с культурой курения, так и с гомосексуальной культурой. Слово drag, впервые возникшее в конце XIV века, до начала 1870-х годов не имело значения женского наряда, надеваемого мужчиной.
Словарная статья «трансвестизм/театральный» в «Энциклопедии гомосексуализма» сообщает нам, что быть in drag (то есть быть в одежде противоположного пола) — словосочетание, заимствованное из воровского жаргона, в котором обыгрывается многозначность слова drag — шлейф платья и тормоз в экипаже, а в театральный язык оно пришло от гомосексуалистов около 1870 года.
Связь в сознании людей двух значений слова drag — как затяжки и как одежды — существует и в наше время, в частности она проявляется в спорах эссенциалистов о гомосексуальности. Вспомним, например, знаменитое утверждение Ру Пола, которого с некоторой долей вероятности можно считать деконструкционистом, что «все мы рождаемся голыми. Все остальное — переодевание».
По меньшей мере с XVII по XX век слово drag так или иначе было связано с дымом. В начале XVII века dragoon или dragon — слово, от которого и образовано drag, — употреблялось как старое название для мушкета, и солдат, вооруженных этим огнестрельным оружием, называли драгунами — Dragons или Dragoons.
В качестве синонима для затяжки, втягивания дыма через сигарету, это слово начало употребляться только в 1910-х годах. В сленге лексическое поле, связанное с потреблением наркотиков, очень широко и охватывает огромное количество слов, но надо отметить, что в 1961 году словосочетание «поймать дракона» приобрело новое значение — «курить героин», поскольку говорят, что траектория дыма после затяжки имеет такую же форму, как хвост китайского дракона.
Похожим образом функционирует и слово fag. Fag (сокращенная форма от faggot или fagot — «вязанка, охапка») часто приводят в качестве примера того, как геи и лесбиянки переосмысляют изначально пейоративные слова, придавая им новое употребление, еще один очевидный пример — само слово queer, то есть «чудной», «странный», которое стали использовать для называния геев.
Однако если внимательно проанализировать подобные этимологические цепочки, окажется, что существует далеко не один вариант происхождения того или иного слова. Слово fag сегодня — это сленговое обозначение гомосексуалиста, которое впервые начало употребляться в Средние века и эпоху Возрождения по отношению к проституткам.
Как пишут редакторы книги «Когда drag — не автомобильная гонка: непочтительный словарь более чем четырехсот слов и словосочетаний языка геев и лесбиянок», в 1900-е годы неприятных или дурных женщин называли faggots, это было бранное слово».
Эволюция употребления слова строилась на его применении по отношению к женщинам, не случайно в Британии во время Первой мировой войны обиходное название для сигарет было fags. Дело в том, что курить сигареты считалось «немужественным», они воспринимались как более слабая и менее качественная версия сигар. Тем самым курить пенис меньшего размера, если можно так выразиться, считалось признаком не слишком мужественного поведения. Однако в качестве сленгового обозначения для гомосексуалиста слово fag стало употребляться уже в американском английском того времени.
В итоге получилось, что fag, если, конечно, учитывать ситуацию по обе стороны Атлантического океана, стал обозначать и вещь, и человека. Другие варианты развития этого слова также широко известны, но оспариваются многими исследователями. Уоррен Йоханссон считает, что нынешнее употребление не имеет ничего общего с системой fagging, принятой в английских школах-интернатах XIX века, при которой младшие ученики были вынуждены оказывать определенные услуги (в том числе сексуальные) старшим.
Кроме того, говорит Йоханссон, в начале Нового времени за гомосексуализм наказывали повешением, а не сожжением, и это делает невозможной гипотезу, что faggots (вязанки дров, ветки для костра) использовали для казни гомосексуалистов. Ясно, что развитие этого слова — предмет дальнейшего анализа и исследования, однако его история со всей определенностью свидетельствует о связи между гендером, сексуальным поведением и курением.
В этой работе мы сделали попытку построить историю курения у геев, анализируя язык, литературу и изобразительное искусство. Если бы к рассмотрению были привлечены данные из Интернета, статья увеличилась бы на несколько глав: даже просто бросив взгляд на сообщества курильщиков на интернет-сервисах Microsoft и Yahoo, можно, например, выяснить, что из 13 сообществ, созданных исключительно для курящих мужчин, 8 ориентированы на геев.
В статье «Городская речь», напечатанной в журнале New Yorker, приводятся слова одного из членов организации CLASH (Citizens Lobbying Against Smoker Harassment — Лобби граждан против оскорбления курильщиков), где он рассуждает о том, как бы найти побольше сторонников и без стеснения предлагает следующий путь: «нужно… привлечь геев. Они много курят». Правда это или нет, но во всестороннем исследовании литературных и изобразительных образов, связанных с курением, необходимо учитывать то, как сигареты, сигары и курение участвуют в конструировании истории курения у геев.